В своем творчестве они не ставят задач построения правильной композиции, реалистичного рисунка, живописного колорита, но их переживание содержания картины обращено к нам своей искренностью и поражает почти детской энергией творчества. Перед нами разворачивается этически безупречное, новое знание о мире, как об организме, «бытийствующем» в единстве всего живого. Мы сталкиваемся с тем, что «высшее творчество человека — сотворение любви ко всему живому» для этих художников – в подлинном чувстве целостности, универсальности, нравственной упорядоченности мира – становится самой важной основой для всех стилей и направлений органического /живого/ миропонимания. Такое мирочувствование и формирует устойчивое и напряженно пульсирующее поле изначальной традиции с неизменными вопросами: «Искусство – это жизнь? А жизнь – это искусство?» И нам тогда уже не важно, кто это сделал — профессиональный или самодеятельный художник.